ПЕРВОИСТОЧНИКИ: ЖИЗНЬ МУХАММЕДА

21.07.08

Знамения о будущем посланнике Бога

 На попечении дяди Абу Талиба

Абу Талиб, новый глава многочислен­ных «сынов Хашима», хотя и унасле­довал почетную и, не лишенную выго­ды, должность распределителя налога в пользу неимущих паломников, никакой религиозностью, достойной быть отмеченной в преданиях, не отличался. Он вел энергич­ную деловую жизнь, типичную для довольно крупного торговца того времени, которому много времени прихо­дится проводить в деловых поездках и нередко самому возглавлять караваны. Клан представлял собой и нечто похожее на акционерное общество, и «сыны Хашима» принимали иногда посильное долевое участие в торго­вых операциях Абу Талиба, во всяком случае, наиболее зажиточные.

Абу Талибу приходилось много времени уделять и общественным обязанностям, связанным с его положени­ем главы клана. Эта «должность» не просто перешла к нему по наследству — старший сын Абд аль-Мутталиба должен был зарабатывать уважение большинства хашимитов, а для этого требовались определенные личные достоинства, в первую очередь рассудительность, уравно­вешенность, доброжелательное отношение к членам свое­го клана, готовность защищать их интересы и бесприст­растно участвовать в разрешении споров и тяжб, возни­кающих внутри клана. Наконец, нужно было пользовать­ся достаточным авторитетом в глазах влиятельных мекканцев. Пост главы клана требовал от него и достой­ного поведения в личной, семейной жизни, и уважения к освященным временем обычаям курайшитов. Абу Талиб в глазах своих соплеменников и был человеком не толь­ко состоятельным, но и почтенным и добропорядочным.

 

Свои обязанности опекуна восьмилетнего Мухаммеда, приходившегося ему племянником, Абу Талиб выполнял вполне добросовестно. Конечно, и речи не было о том, чтобы учить Мухаммеда читать и писать — большинство курайшитов было неграмотными, обучение стоило дорого, и грамоте учили тех, кому она могла существенно при­годиться в дальнейшем. Мухаммед, сирота и фактически неимущий, несомненно, не относился к числу тех мальчи­ков, которых стоило обучать грамоте; это было очевидно не только для его опекуна, но и для самого Мухамме­да — в будущем ни ему, ни его соратникам и в голову не приходило упрекнуть Абу Талиба за то, что вверенный его опеке племянник не получил никакого образования.

Обучение Мухаммеда, как и большинства его сверст­ников, сводилось к играм и посильному участию в заня­тиях взрослых. Мальчики играли преимущественно в войну, и к таким играм взрослые относились с полным уважением, снабжая детей игрушечными луками, копья­ми и мечами, так как это были не только игры, но и необходимая для каждого мужчины военная подготовка, обучение трудному и сложному ратному делу.

Утверждают, что во время одной из детских игр Бог проявил свою заботу о том, чтобы будущий пророк уже в детстве вел себя пристойно. Мухаммед и другие маль­чишки строили из камней крепость или дворец. Камни они переносили в своих джуббах — халатах из тонкой ткани с узкими рукавами, — которые они поснимали. Так же поступил и Мухаммед, и интересная игра шла своим чередом, как вдруг кто-то невидимый отвесил ему весьма чувствительный шлепок и приказал: «Надень джуббу!» Мухаммед тотчас послушался и, приведя в порядок одежду, стал таскать камни на спине, в то время как его сверстники, нимало не смущаясь, продолжали щеголять нагишом.

 

Сироту учила жизнь

Участие в занятиях взрослых позволяло Мухаммеду постепенно научиться всем тонкостям торговли: умению обращаться с товарами, взвешивать их и измерять, упа­ковывать и хранить, различать их качество и ценность по признакам, которые кажутся незаметными или несу­щественными человеку несведущему. Торговые занятия требовали также искусного обращения с животными, в основном верблюдами, от заботливого и умелого ухода за которыми часто зависел не только успех торговых экспедиций, но и сама жизнь купца.

Мекка не была захолустьем. Прибытие и отправление караванов, кочевники, стекавшиеся в священные месяцы огромными толпами, шумные ярмарки, на которых пуб­лично состязались поэты, — все это делало жизнь в горо­де яркой и оживленной. Дети и подростки не были изоли­рованы от взрослых. Соблюдая требуемые обычаем скромность и уважение к старшим, Мухаммед мог при­сутствовать и при обсуждении важнейших общественных дел, и при спорах на религиозные и моральные темы, и при рассказах о торговых путешествиях, о приключе­ниях в далеких странах, о преданиях старины и обычаях разных племен и народов.

Живя общей жизнью со взрослыми, ребе­нок действительно получал полное «образование», становился всесторонне подготовленным к дальнейшей самостоятельности.

 

Лет с девяти-десяти он считался уже достаточно взрослым, чтобы пасти скот не только в ближайших окрестностях Мекки, но и на удаленных от города пастбищах. Там он нередко прово­дил несколько дней в полном одиночестве, присматривая за верблюдами, овцами и козами, и, по-видимому, одино­чество не очень тяготило его. Насколько это было благо­творным для его духовного развития, сказать трудно, но сам Мухаммед, который впоследствии говорил, что «все пророки в детстве пасли стада», очевидно, усматривал какую-то связь между пастушескими обязанностями и даром пророчества.

Если Мухаммед и был довольно замкнутым подрост­ком, его никак нельзя было назвать угрюмым. Очень быстро он завоевал симпатию Абу Талиба, который, как некогда Абд аль-Мутталиб, полюбил его, стал относиться к своему племяннику с большим вниманием и теплотой, чем это требовалось от него просто как от опекуна и главы всех хашимитов. Очевидно, уже в детские годы Мухаммед был наделен способностью привлекать к себе симпатии людей, с которыми его близко сталкивала судь­ба, вызывать в окружающих довольно благожелательное и уважительное к себе отношение. Сперва это была его кормилица Халима, затем дед Абд аль-Мутталиб и, нако­нец, его дядя Абу Талиб.

Несмотря на эти счастливые свойства характера, отрочество и юность Мухаммеда не были столь уж ра­достными и светлыми. Неизбежная невнимательность и равнодушие окружающих, раннее осознание своего положения бедного родственника, которому и в будущем не на кого надеяться, не только требовали от него слож­ного искусства не уронить в таких условиях своего досто­инства, но и больно ранили самолюбие, оставляли в душе много горечи. Сам Мухаммед о своем детстве и юности говорил впоследствии просто и предельно лаконично:

«Я был сиротой».

 

Первое путешест­вие

В возрасте двенадцати лет Мухаммед, если верить преданиям, совершил свое первое длительное путешест­вие. Абу Талиб снарядил очередной караван для отправ­ки в Сирию. Мухаммед страстно мечтал о подобной поездке, но не решался просить об этом. В самый послед­ний момент, однако, когда Абу Талиб собирался уже сесть в седло, мальчик не выдержал и стал так горячо упрашивать своего опекуна взять его с собой, что Абу Талиб, наконец, сжалился и, несмотря на то, что Мухам­мед был еще мал для длительной и опасной поездки, разрешил ему сопровождать караван. Конечно, Мухаммед ехал не пассажиром, а помощником, обязанным выпол­нять посильную для своих лет работу.

Караваны верблюдов движутся медленно, примерно со скоростью пешехода, покрывая за час четыре-пять километров. Днем, в период невыносимого полуденного зноя, приходилось делать на несколько часов привал, Много времени отнимало поение животных: вокруг срав­нительно редких колодцев и источников обычно нельзя было найти ни клочка травы, и на ночь останавливались вдали от колодцев, там, где верблюды могут не только отдохнуть, но и попастись.

По-видимому, дорога в один конец — протяженностью почти в полторы тысячи километров — занимала около двух месяцев, а все путешествие, с учетом остановки и Сирии, продолжалось почти полгода.

За время этого долгого путешествия от колодца к колодцу, от оазиса к оазису, по долинам пересыхающих в летнее время горных потоков и речек, через территории многих кочевых племен перед Мухаммедом медленно проплывали разнообразные ландшафты его родины — Аравии, Какими бы ни казались чужеземцу эти выжжен­ные палящим солнцем каменистые степи и полупустыни с редкой и скудной растительностью, эти мрачные горы, лишь местами покрытые кустарником, — для арабов род­ные края были прекрасными. Даже в наши дни богатые аравийские шейхи, живущие в городском комфорте, воз­вращаются иногда под конец своей жизни в родные горы и степи, прекраснее которых для них, очевидно, нет ничего на земле...

 

Ему предопределено великое будущее

В Южной Сирии, куда прибыл караван Абу Талиба, как-то незаметно кончалась Аравия и начиналась Визан­тия, которая для арабов того времени продолжала оста­ваться страной ромеев, Римом — крушение Западной Римской империи под натиском варваров было для них несущественным, а различия между греками и собственно римлянами — второстепенными. В соседних с ними стра­нах все оставалось по-прежнему — в этих районах со времен Александра Македонского преобладала греческая культура, и перенесение столицы из Рима в Константи­нополь (в котором, заметим, арабы бывали) ничего не меняло.

В Византии к концу VI века уже прочно и оконча­тельно победило христианство греческого (православно­го) толка, и государство не терпело в своих пределах ни язычников, ни еретиков. Исключение составляли толь­ко пограничные районы, где военные соображения часто заставляли мириться и с теми и с другими. Южная Сирия и была таким пограничным районом, где спокой­но проживали не только арабы-монофизиты и арабы-язычники вассального Гассанидского княжества, но и ве­ликое множество всевозможных сектантов. Обстоятель­ство немаловажное, так как, согласно преданиям, именно в эту поездку произошел первый контакт Мухаммеда с христианством. И когда-то вопросу, с кем же встречался Мухаммед — истинными последователями Христа или с людьми, сугубо заблуждавшимися, чудовищно извратив­шими святую веру, — придавалось очень большое значе­ние.

 

То, чего не увидишь в Мекке, — это культ, обрядовая сторона христианства, величественные храмы и торже­ственные богослужения, лики святых, глядящие огром­ными очами с икон греческого письма, стройные церков­ные хоры, причудливые и роскошные облачения высших сановников церкви и аскетизм монахов, замкнувшихся в праведной жизни за стенами монастырей. Согласно легенде, с одним из таких монахов встретились Абу Талиб и его спутники неподалеку от города Басры.

Здесь Абу Талиб обычно останавливался для после­полуденного отдыха у стен монастыря, в одной из келий которого жил монах Багира. Багира, неоднократно ви­девший Абу Талиба, никогда с ним прежде не заговари­вал. Поэтому Абу Талиб был очень удивлен, когда на этот раз, как только караван сделал привал, Багира вежливо пригласил всех в свою келью — отдохнуть и разделить с ним трапезу.

«Я приготовил еду для вас, о люди племени Курайш, и хочу, чтобы вы пришли ко мне все, знатные и не­знатные, свободные и зависимые», — сказал Багира.

Абу Талиб и его спутники, оставив Мухаммеда под деревом присматривать за поклажей (они посчитали его слишком юным для такой чести), отправились в гости к монаху. Но Багиру, собственно, интересовал только Мухаммед — из таинственных и мудрых книг, которыми обладали христиане, он знал о скором появлении нового великого посланника Бога и, что самое важное, знал точные его приметы. Еще когда караван приближался к монастырю, Багира из окна своей кельи увидел, что над ним движется небольшое облако, которое бросает тень на одного Мухаммеда. Когда караван остановился под деревом, произошло чудо — облако тоже останови­лось над Мухаммедом, а ветви дерева сплелись над ним, чтобы тень была гуще. По этим знамениям Багира понял, что перед ним будущий посланник Бога.

Ни на ком из пришедших к нему курайшитов он не увидел знаков божественной избранности и добился, что­бы позвали Мухаммеда.

Когда трапеза закончилась, он осторожно стал рас­спрашивать Мухаммеда о его жизни, в том числе о со­держании его снов, и еще больше укрепился во мнении, что перед ним будущий пророк.

Далее Багира самым подробнейшим образом осмот­рел Мухаммеда и обнаружил, что описание, данное в та­инственных книгах, полностью совпадает с внешним ви­дом стоящего перед ним подростка. Особенно убедитель­но выглядела «печать пророчества», поставленная на Мухаммеде с самого рождения, — это было крупное, ве­личиной с грецкий орех, родимое пятно на спине, между лопатками. Когда же Багира узнал, что Мухаммед си­рота, что тоже было предсказано, у него не осталось ни малейших сомнений в его божественной избранности. Он наказал Абу Талибу скорее увезти племянника, ко­торому предопределено великое будущее, обратно в Мек­ку и тщательно оберегать его.

 

О духовной жизни Мухаммеда в этот период мы не знаем фактически ничего. По его собственным сло­вам, он вел жизнь добропорядочную и целомудренную, и Бог сохранял его от всех грехов и пороков идоло­поклонства. Впрочем, божественное вмешательство по­требовалось всего дважды за весь период юности Мухам­меда. О первом эпизоде Мухаммед якобы рассказы­вал так.

Однажды он пас скот на холмах, окружавших Мекку, вместе с одним юношей-курайшитом, когда у него воз­никло желание провести ночь в городе, подобно тому «как поступали другие молодые люди». Юноша согласил­ся присмотреть за его скотом, и Мухаммед отправился в Мекку, руководимый подобным греховным желанием. «Когда я дошел до первого дома, — рассказывал Мухам­мед, — я услышал звуки тамбуринов, и мне сказали, что здесь только что сыграли свадьбу. Я сел, чтобы понаблюдать (за дальнейшим течением праздника, во время которого подвыпившие женщины не всегда вели себя целомудренно), но Бог оглушил меня, и я сразу уснул, и спал, пока меня не разбудило солнце. Я вернул­ся к своему товарищу и в ответ на его вопросы рас­сказал, что со мной произошло».

Тем же способом Бог пресек и вторую попытку юноши пуститься в легкомысленные приключения, после чего, по свидетельству Мухаммеда, у него никогда больше не возникали греховные побуждения.

Почему легенды не приписывают Мухаммеду тех дья­вольских искушений, героическая борьба с которыми ук­рашает жизнь многих христианских святых? Наиболее естественное объяснение сводится, по-видимому, к тому, что особых искушений просто не было, а Мухаммед, как человек правдивый и искренний, не собирался зани­маться приписыванием себе несуществующих подвигов. Его авторитет мог быть достаточным, чтобы и у других пропало желание фантазировать на эти темы. Следует также иметь в виду, что существует глубокое различие между святыми и пророками. Святые становятся святы­ми, совершая разнообразные подвиги веры, и чем глубже первоначальная пропасть греха, в которой они находи­лись, тем больше их заслуги, тем более достойны они уважения и почитания. Пророки же, по широко распро­страненному у семитических народов представлению, ча­ще всего просто избираются за какие-то присущие им от рождения достоинства Богом, который и проявляет активную заботу о чистоте своих избранников. Святым может стать в принципе любой человек, а пророческий дар — это свойство, от человеческой воли не зависящее.

 

Компоновка и стилистическая правка наша – СЕЛЯНЕ

Полный текст книги: http://tagbooks.narod.ru/muhammed.txt  

 

 

НА ГЛАВНУЮ СТРАНИЦУ   |  ОСТАВИТЬ ОТЗЫВ НА САЙТЕ  |  ОТПРАВИТЬ ОТЗЫВ ПИСЬМОМ